Жил-был доктор…

Говорят, некоторых больных один только поход к доктору излечивает. Безо всяких лекарств, операций и уколов. Ну, пусть даже и не совсем излечивает. Все равно, приятно, когда врач спокойно и твердо говорит, что все про твою болезнь знает, лечить ее умеет и непременно вылечит. Вот таким же спокойствием веет и от врача «Спартака» Дмитрия Гаврилова. Полчаса общения с ним - и кажется, что он тебе уже внушил: со здоровьем – все в порядке. А что, могло же искусство ему от бабушки, деревенской целительницы, перейти? Вполне. А, может, это спокойствие – после Афганистана, где смерть каждый день отнимала кого-то из однополчан?

Афган, комбат…

- Честно говоря, с детства врачом я не мечтал стать, - признается Гаврилов. - Как-то раз совершенно случайно встретил свою одноклассницу, которая поступила в медицинское училище и ехала на практику в Институт Склифософского. Предложила мне тоже попробовать поработать там. Я согласился и после этого тоже отправился поступать в медучилище при Склифе. Сейчас его, правда, уже нет.

- А что за практика?

- Уход за больными в травматологии. За тяжелыми больными. Когда я это увидел, в первый раз в жизни… Это было страшно. И я тут же решил, что буду помогать этим людям.

- То есть у вас зрелище открытых ран и переломов вызвало не отторжение от профессии врача…

- …а наоборот, стало толчком к ней. Желание быть доктором возникло очень сильное. Закончил училище, получил специальность «фельдшер скорой помощи» и год отработал на скорой. А потом ушел в армию. И попал в Афганистан. 

- Суровая школа. Долго вы там пробыли?

- Первый раз – двадцать три месяца, второй раз – четыре. Но во второй раз мы уже были не на передовой, а работали в госпиталях Кабула, лечили местное население. В это время я уже учился во втором медицинском институте. Кстати, я был первым человеком, поступившим в этот вуз после Афганистана. Потом появились и другие студенты, прошедшие эту войну. Понятно, что мы держались вместе. Однажды к нам приехал тогдашний министр здравоохранения Чазов, и мы предложили ему, чтобы нас послали в Афганистан уже с гуманитарной миссией. Он поддержал.

- Ну, а в первый раз это была самая настоящая война?

- Да.

- Многие выжившие там солдаты ломались психологически, долго не могли найти себе места в жизни.

- Моя профессия не позволяла ломаться. Как бы это ни ужасно звучало, но там я прошел хорошую школу жизни и приобрел огромный профессиональный опыт. То, что там приходилось видеть, здесь нет и в помине.

- Смерть доводилось видеть чуть ли не каждый день.

- Практически каждый.

- У вас есть награды за Афганистан?

- Есть медаль «За отвагу» и еще несколько.

- За что медаль?

- Спас жизнь своему комбату. Он всегда брал меня с собой, если приходилось куда-то ехать. Когда он приезжал и говорил: «Гаврилов, бери оружие», это значило, что предстоит поездка. И однажды наш танк начали обстреливать. Комбат стал отвечать из пулемета, на что мы получили еще более плотный огонь. Его ранили, и он так и остался лежать на башне танка. Мне удалось стащить его вниз и оказать первую помощь.

- Рана была серьезной?

- Да, пуля попала в грудь. Но мне удалось избежать большой потери крови, и через месяц комбат уже продолжал службу. Кстати, я не так давно с ним встречался. Он живет в Твери, успешный бизнесмен, банкир.

Все-таки я добрался до Сокольников

- Как вы пришли в спортивную медицину?

- После окончания институт всем пишут специальность «врач-лечебник», а затем надо уже выбирать специальность. Я специализировался по общей хирургии. Мой куратор говорил: «Надо выбрать что-то конкретное». Я отвечал: мне все интересно. На что он возражал: «Тогда из тебя и хирурга хорошего не получится, если будешь заниматься всем сразу». Но желание это осталось, а потом меня пригласили в первый врачебно-спортивный диспансер. Там я и проработал пять лет. Ну, а затем через общих знакомых тогдашний главный тренер «Спартака» Сергей Шепелев позвал меня в клуб.

- Прошлый сезон «Спартак» пропускал…

- А я провел его в другом клубе, который вернулся после долгого перерыва, - в «Ладе». Работал там один. Что сказать… Еще древние китайцы заметили: «не дай бог жить в эпоху перемен». Надо было создавать медицинскую службу заново. Но ничего, получилось. А потом вернулся «Спартак». Вернулся и я. Это мой клуб.

- Спортивная медицина – это призвание, или любой врач сможет работать в спорте?

- Опыт приобретается через практику. Особенно это касается врачей хоккейных. И еще: если доктор сам спортом не занимался, ему будет очень сложно лечить спортсменов.

- Вы занимались?

- Профессионально – нет, а так – конечно, причем несколькими видами спорта. В детстве как-то взял коньки и клюшку и поехал записываться в хоккейную секцию. Приехал в Черкизово, на «Локомотив». Мне говорят: «Парень, нет у нас хоккея, езжай в Сокольники». Я поехал, но заблудился. Так и не нашел дорогу. Вот теперь, получается, наконец, добрался.

- Есть какие-то особенности у хоккейных врачей?

- Любой спортивный доктор должен быть, прежде всего, психологом. Очень часто приходит игрок и говорит: «У меня болит здесь, там…» Но я знаю, что в некоторых случаях все эти боли – у него в голове. Мы спокойно беседуем, после чего все проходит.

- А у вас, случайно, нет экстрасенсорных способностей?

- Нет, откуда бы им взяться? По наследству, что ли? У меня в семье не было врачей. Хотя, правда, бабушка была целительницей, всю деревню травами лечила.

- Приходят к вам хоккеисты с жалобой: «Доктор, что-то у меня игра не идет»?

- Конечно. Может, говорят, мне дополнительно в тренажерном зале позаниматься или лекарств каких-нибудь попить? Приходят не только с этими вопросами, а иногда и с семейными проблемами. Стараюсь всем помочь.

- У многих игроков нет большей части зубов. Может, для хоккейных врачей ввести курс стоматологии?

- Раньше была негласная установка: зубами хоккеист занимается после окончания карьеры. Но сейчас все богатые, могут позволить себе сделать дорогие протезы. Потом в них снова попадает шайба, все разбивает. Но игроки снова делают. Правда, был у нас давно в «Спартаке» канадец Дэвид Линг. Так у него протез был съемный. Он на время игры его снимал, а потом надевал и сверкал улыбкой во весь рот.

«Доктора Хауса» не смотрю

- На футболе часто видишь такую картину: игрок падает, выбегают доктора с ящичком и заморозкой. В хоккее врач тоже появляется на льду, но без своих инструментов. Один. Зачем?

- В футболе можно спокойно оказать помощь прямо на поле. Игрок полежит на травке, в это время массажист даст всей команде фляги с водой. Маленькие хитрости. В хоккее такого нет. Здесь другие скорости и другие травмы. На льду нормально оказать помощь я не смогу. Главная задача – увидеть, что с игроком случилось, оценить его состояние.

- Какую самую страшную спортивную травму вам доводилось увидеть?

- Несколько лет назад на предсезонном турнире в Перми защитник Ричард Мрозик получил перелом основания черепа после того, как его толкнул игрок соперника. Он упал и ударился головой об лед. На следующий день в больнице пришлось делать трепанацию. Когда я вышел на поле, то сразу понял, что все очень серьезно. Хотя Ричард был в сознании. Кстати, недавно я разговаривал с его агентом. Мрозик жив-здоров, но с хоккеем закончил, торгует в Америке машинами.

- Ну, а самая нелепая или удивительная травма?

- Это было, когда я работал в «Крыльях Советов». После атаки, как иногда бывает, нападающий соперника вместе с голкипером падают и в воротах едут до самого борта. И в тот раз так произошло. Я смотрю, нападающий встал, а вратарь, Роман Смирягин, лежит. Подбегаю и вижу, что соперник ему вспорол коньком шею. Вижу, как в ране пульсирует сонная артерия, которая каким-то чудом оказалась не задетой. Я быстро все зашил, и вратарь берет шлем и говорит: «Я пошел играть». «Да ты с ума сошел!» - еле успел его поймать.

- Прямо фильм ужасов. Кстати, о кино. Все сейчас сходят с ума от доктора Хауса.

- Не смотрел ни одной серии. Мне некогда у телевизора сидеть. Лучше уж почитать книгу. Правда, «Интернов» видел несколько серий.

- И что, сколько процентов там правды?

- Примерно половина.