Голос одинокий. Сто лет со дня рождения Николая Озерова

11 декабря исполнилось 100 лет со дня рождения великого спортивного комментатора, Николая Озерова.

Не нравится, как Николай Николаевич Озеров играет сам себя в кино. И фильмы какие-то ненастоящие, в лучшем случае бесхитростные и наивные, разве что лёгкая ностальгия выручает, когда, к примеру, Озеров с героем Анатолия Папанова ведёт шутливый диалог в тренерской. Кажется, это «Одиннадцать надежд», Папанов играет старшего тренера сборной СССР и предлагает комментатору поменяться с ним местами, а тот отвечает, что «брехать» не так просто. Слова правильные, а сцена всё равно придуманная, и это, увы, видно. И кусочки репортажа звучат фальшиво — не по вине Озерова, естественно, просто потому, что трудно воспринять, как условная сборная СССР играет против условной сборной Испании, а совсем не условный Озеров ведёт с такой игры репортаж. То ли дело — подлинные страсти, которые Николай Николаевич транслировал едва ли не ежедневно.

К роли киношного комментатора Озеров был приговорён, а было бы, наверное, интересно взглянуть на него просто в любом другом образе, и желательно в фильме, со спортом не связанном. Нет, не получилось бы. Не потому, что таланта не хватало, а слишком уж узнаваем был Николай Николаевич именно в главном, для большинства единственном своем образе — человека с микрофоном. Этот образ никогда его не тяготил, в нём он не чувствовал себя фальшиво, он сжился с ним настолько, что в иной роли себя не представлял совершенно. Вроде бы ничто не мешало стать каким-нибудь теленачальником, или пойти в спортивные чиновники, так нет же — готов был до конца своих дней стоять у бортика с микрофоном в руках, брать интервью за кулисами, и главное — рассказывать об игре с неизменной страстью.

А игра-то могла быть такая, от которой скулы сводит. Ну, с хоккеем такое случалось куда реже, чем с футболом, но так или иначе и на льду могла царить скука и однообразие — но не для Озерова. Конечно, голос его мог звучать чуть тише, и знаменитое свое «го-о-о-ол!» мог совсем не кричать, однако же брезгливо-ироничных ноток в голосе Николая Озерова невозможно было услышать в принципе, не его это было — транслировать уныние. Такой хоккей был не нужен, это можно было понять задолго до выхода в свет знаменитой фразы, произнесённой совсем по другому поводу.

Озеров делал зрелище увлекательным, даже когда оно таковым и близко не было. Шло это, конечно, от радиозакалки, когда рассказ заменял показ, и со слушателем можно было делать все, что угодно. Первым это нащупал и воплотил великий Вадим Синявский, который «показывал» футбол, задолго до появления телеэкранов; Николай Озеров подхватил и творчески развил этот подход. Озеров брал не образной речью, расцвеченной перлами, не знанием тонкостей игры, не доверительной интонацией — нет, он брал тем, что его понимали все, от самого простого советского человека, до самого непростого советского человека, и в этом с ним не мог сравниться никто, ни коллеги-современники (иные из них казались профессиональнее с точки зрения знания спорта, иные были колоритнее — Котэ Махарадзе, к примеру), ни последователи. Может быть, и даже наверняка, он сознательно упрощал свой репортаж, понимая, что те, кто разбирается, сами все поймут, а вот тёете Маше и дяде Мите и не надо забивать голову тонкостями, потому что им надо, во-первых, чтобы было интересно, а во-вторых, если это был международный матч или турнир — чтобы наши победили. С последним непросто, можно легко оказаться в тупике, потому что наши всегда побеждать не могут. Так в любимом футболе (изначально любимом, потому что Озеров прилично играл в футбол, хотя и не поднялся выше спартаковского дубля) бывало нечасто. Собственно, победным репортажем Николая Озерова с финала первого Кубка Европы триумфы сборной СССР по большому счёту и закончились. Футбол в силу своей развитости и сложности не мог поселить в народе победный дух. А хоккей — мог. Вернее, смог, потому что после того, как так лихо стартовавшая на международной арене игра на рубеже 60-х пережила пятилетие относительных разочарований (три серебра и две бронзы сборной СССР), начиная со Стокгольма-1963 вместе с победами начала обретать прямо-таки космическую популярность.

Озеров был звездой и сотворцом этой волны, потому что одновременно с ней началась и массовая спортивная телеэпоха, и именно хоккей стал её символом. Почему хоккей? Да потому что побеждали, и потому что Озеров. Оттого и так ждали его «говорит и показывает», оттого и знали фамилии хоккеистов так же чётко, как первых космонавтов. Хоккей на ТВ 60-х и 70-х царствовал не потому, что его любил генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, а потому, что его любил народ. А как не полюбить, если каналов два, и «герои ледовых баталий» в каждом, ну почти в каждом доме два-три раза в неделю, если не больше? Это не в качестве ностальгии, это в качестве характеристики эпохи, где спорт призван был быть источником позитива, а хоккей в наибольшей степени этому позитиву соответствовал.

Рупором позитива был Озеров. И пафоса тоже, с одним уточнением — пафос в его изложении звучал абсолютно естественно — в первую очередь это, конечно, касалось международных матчей. Тут государственный заказ, если это так можно назвать, полностью совпадал с мироощушением комментатора номер один, и до поры до времени это никого не раздражало. А кем Николай Николаевич Озеров мог быть, если не государственником? Фига в кармане, мало-мальская ирония, аллюзии или намёки — это совершенно не про него, да и опасное это было дело — не дай бог перехвалить соперника, особенно из недружественной страны.

Будешь осторожным, если в родне с одной стороны дворяне, а с другой священнослужители, а это слишком опасные категории, чтобы даже в кругу семьи как-то культивировать наследие. Такие семьи могли сохраниться, даже при всём соблюдении писаных и неписаных правил, чудом. Озеровы сохранились, и даже преуспели — это касается и отца, тоже Николая Николаевича, оперного певца, народного артиста СССР, и матери Надежды Петровны — актрисы, посвятившей жизнь детям. Старший брат Юрий пошёл по военной линии, прошёл войну, в дальнейшем стал известным кинорежиссёром, снял знаменитые военные эпопеи. Младший Коля стал теннисистом звездой всесоюзного масштаба. Параллельно Озеров осваивал и актёрскую профессию, и труппу знаменитого МХАТа пополнил не просто выпускник ГИТИС, а ещё и заслуженный мастер спорта и неоднократный чемпион СССР в одиночном, парном и смешанном разрядах. Одно время он был безоговорочно лучшим теннисистом Советского Союза. Привычно грузноватый вид Николая Николаевича Озерова-телекомментатора, которого довольно рано начали одолевать болезни, резко контрастирует с фотографиями его молодых времен. В первые послевоенные годы, да ещё и 50-е он — красавец мужчина, не худой, но и не избыточно упитанный, по-королевски чувствовавший себя и на корте, и вполне свободно на сцене МХАТ, где он сыграл как минимум два десятка ролей. Но рано ушедший из жизни отец предрёк ему другую карьеру, и не ошибся.

Круг общения на всю жизнь остался спортивно-артистическим. Озеров являл собой редкий пример соединения в одной личности артиста, спортсмена и журналиста. Артистом он был хорошим, спортсменом выдающимся, комментатором великим, даже если иметь в виду только масштаб проникновения в народное сознание. Главная профессия жизни объединила навыки и качества спортсмена и артиста, он был вхож в спортивное и артистическое закулисье, но никогда не выносил услышанное или обсуждаемое на публику — это могло помешать тому образу советского спорта, который с любовью и азартом лепил Озеров. «Мы верим твёрдо в героев спорта» — это же не просто фраза из песни, все работали на то, чтобы именно верили, и именно в героев, красивых и безупречных.

Четверть века Николай Николаевич Озеров поддерживал этот образ, хоккеисты относились с пониманием. Они, конечно, далеко не всегда выигрывали, они даже проваливались, как в Лейк-Плэсиде в 1980, они не могли быть безупречными, потому что были людьми, а не машинами, но никогда, даже на самом неудачном турнире и в самом неудачном матче, они не были безнадежны, и вся страна верила, что если сегодня всё плохо, то завтра радость вернётся. Эту веру не в последнюю очередь поддерживал голос Николая Озерова, и тот восторг, который все мы испытали во время трансляции первого матча Суперсерии из монреальского «Форума», неразрывным образом связан с голосом Озерова. Да все главное, что происходило в хоккее вплоть до конца 80-х, с ним связано.

Он, конечно, был больше, чем просто комментатор. Его можно было отнести к властителям дум — при том, что к Николаю Николаевичу, особенно на закате его комментаторской карьеры, стали относиться достаточно иронично. Эпоха уже менялась, а он этого, как и многие, не воспринимал применительно к себе и своему делу. Его искренний пафос казался уже неуместным, каким-то искусственным, стиль — слишком простым и донельзя штампованным. Он думал, что от эфира его отодвигают недоброжелатели и завистники, но это лишь часть проблемы, потому что его отодвигала другая эпоха.

Он, обласканный славой, народной любовью и благорасположением власть имущих (что Озеров использовал — но не для себя, а для других, для тех, кому он все годы помогал), оказался на обочине процесса — ещё до того, как на обочине оказался сам процесс, без которого он своей жизни не представлял. Это было большой профессиональной и человеческой драмой Николая Озерова, но даже вместе с болезнью его не сломало, потому что и были, кто мог его поддержать (прежде всего жена Маргарита Петровна, дети Николай и Надя, друзья), и было, чем заниматься — про одну эпопею возрождения спортобщества «Спартак», которое пришлось возглавить в 90-е Озерову, целую книгу можно написать.

Бесполезно пытаться его повторить, это невозможно, как невозможно повторить эпоху. Озеров принадлежит ей всецело, со всеми достоинствами и своими, эпохой же опредёленными, недостатками. Для хоккея он в чем-то сделал не меньше, чем великие тренеры и игроки — этого никому не отнять.

Из всех легендарных историй и баек про Николая Николаевича Озерова меньше всего интересны те, которые повествуют о его оговорках в эфире. Во-первых, их было немного, а во-вторых, знаменитое «гол, нет, штанга» (слово «нет» замените на другое, из разряда обсценной лексики) наверняка принадлежит не ему, не в его это эстетике, не в его духе. А вот история про встречу с Вячеславом Молотовым — абсолютно подлинная. Случайно узнав в неприметном старичке некогда второе лицо страны, Озеров предложил его подвезти. В процессе недолгой поездки Молотов поинтересовался, почему водитель показался ему знакомым. Поняв, что это Озеров, Молотов тут же попросил автограф — «иначе родные не поверят».

Озерова нет с нами четверть века, а голос его по-прежнему слышен откуда-то из уже невероятного далека. От него как-то теплее.

Досье

Николай Николаевич Озеров
Родился 11.12.1922
Теннисист, футболист, актёр, спортивный комментатор. Заслуженный мастер спора (1947). Заслуженный тренер России (1995). Народный артист Российской Федерации (1973). Лауреат Государственной премии СССР (1982).
Награждён двумя орденами Трудового Красного Знамени, двумя орденами «Знак Почёта», орденом Дружбы народов, орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени, многочисленными медалями.
24-кратный чемпион СССР по теннису. С 1950 по 1988 годы — спортивный комментатор. Вёл репортажи с 15 олимпиад, 30 чемпионатов мира по хоккею, 14 чемпионатов мира и Европы по футболу из 49 стран.